Тринадцать лет назад тысяча демонстрантов вышла на Уолл-стрит, оккупировав парк Зукотти и запустив то, что стало известно как движение «Захвати» (Occupy). Рассматривая эти события сегодня, мы видим, насколько изменился ландшафт социальных движений на фоне поляризации общества. Организаторы движения «Захвати Уолл-стрит» стремились создать движение, которое объединило бы всё общество против правящего порядка и тех немногих, кто от него выигрывает, мобилизуясь под лозунгом «Мы – 99%». Сегодня разногласия, разделяющие наше общество, только углубились, что делает социальные изменения ещё сложнее. Однако это только подчёркивает важность наследия движения «Захвати».

По предложению Марисы Холмс, одной из организаторов движения «Захвати Уолл-стрит», мы представляем заключение её книги «Организация Occupy Wall Street: это всего лишь тренировка». Холмс рассматривает движение Occupy в контексте борьбы против капиталистической глобализации, которая предшествовала ему, и ряд аналогичных движений — от Египта и Туниса до Испании и Греции.

На своём пике — несомненно, во время всеобщей забастовки в Окленде 2 ноября — движение, которое распространилось по стране из парка Зукотти, было, по словам одного из участников, «коллективной силой с амбициями и способностью преобразовать город». Переосмыслив концепцию всеобщей забастовки, участники открыли новые горизонты для движений XXI века, которые ещё предстоит должным образом изучить.

Хотя анархисты, такие, как Мариса Холмс, играли ключевую роль в зарождении движения Occupy, среди самих анархистов велись серьезные споры о том, как лучше взаимодействовать в созданном этим движением контексте. Участники нашего коллектива критически относились к тенденции скрывать реальные конфликты и разногласия в обществе в целом. Размышляя о движении Occupy с точки зрения 2014 года, мы утверждали, что оно было ограничено структурными факторами:

Каких пределов достигло движение Occupy? Почему оно сошло на нет, не достигнув своей цели — преобразования общества? Во-первых, оно практически не предлагало анализа вопросов расы, несмотря на центральную роль, которую раса играет в разделении трудовых движений и сопротивления бедных в США. Во-вторых, что, возможно, не случайно, риторика движения была преимущественно легалистской и реформистской — она основывалась на предположении, что законы и институты государства в своей основе полезны или, по крайней мере, оправданны. Наконец, оно началось как политическое, а не социальное движение, что объясняет выбор Уолл-стрит как цели оккупации вместо действий в местах, более близких к повседневной жизни большинства людей, как если бы капитализм был не повсеместной системой отношений, а чем-то, исходящим исключительно с фондового рынка.

В результате этих трёх факторов большинство участников Occupy составляли активисты, новые представители нестабильного среднего класса и члены низшего класса, примерно в таком порядке; было заметно отсутствие рабочих из низших слоев. Упрощённые лозунги Occupy затушевывали линии конфликта, которые пронизывают наше общество сверху вниз: технически, заявление «полиция — это часть 99%» верно в экономическом смысле, но то же самое можно сказать о большинстве насильников и белых супрематистов. Всё это привело к тому, что, когда полиция пришла выселять лагеря и уничтожать движение, у Occupy не было ни достаточного количества участников, ни ярости, ни анализа, которые были необходимы для защиты.

Когда движение достигает своих пределов и угасает, оно демонстрирует препятствия, которые будущим движениям предстоит преодолеть — и действительно, все движения, последовавшие за Occupy, от восстания в Фергюсоне до оккупации Стэндинг-Рок и протестов после убийства Джорджа Флойда, помогли обозначить линии разлома внутри общества, к которому обращалось движение Occupy.

С точки зрения 2024 года идея движения, стремившегося охватить 99% общества, кажется не только наивно утопичной, но и едва ли более предпочтительной в той неразрешимой ситуации, с которой мы сталкиваемся сегодня. Сейчас всем слишком хорошо известны линии разлома, пронизывающие наше общество, и различные политические силы — от центристов до крайних правых — заняли позиции, чтобы извлечь выгоду из этих конфликтов, черпая из них энергию, словно из динамо-машины. Теперь капиталистический порядок поддерживается не иллюзией всеобщего согласия, а скорее надвигающейся угрозой насильственного конфликта. Если бы нам удалось инициировать движение, которое могло бы объединить людей из всех слоёв общества для борьбы с правящим классом и капитализмом, это позволило бы преодолеть глубоко укоренившийся антагонизм, который загнал в тупик социальные движения последнего десятилетия.

Чтобы этого достичь, нам нужно найти способы дать понять тем, кто пользуется хоть какими-то привилегиями в нынешнем обществе, что они выиграют от солидарности с теми, кому приходится хуже, чем им. Это одна из самых важных задач, стоящих сегодня перед нами.

Хотя большинство участников движения Occupy использовали язык демократии для описания стремления установить солидарность на основе участия в принятии решений, реально существующая демократия всегда характеризовалась ожесточёнными конфликтами между соперничающими блоками власти. Как мы утверждали перед выборами 2020 года,

Демократию часто представляют как альтернативу гражданской войне. Идея заключается в том, что демократические институты существуют для того, чтобы люди не начали убивать друг друга в прямой борьбе за власть. Это тот самый социальный контракт, который, по мнению либералов, Трамп нарушил.

Но если, как говорил Карл фон Клаузевиц, война — это просто продолжение политики другими средствами, стоит задуматься, что общего между представительной демократией и гражданской войной. Оба явления по сути являются борьбой, в которой победитель забирает всё, а противники соревнуются за контроль над государством.

Движение Occupy стремилось бросить вызов представительной демократии через прямую демократию на уровне местных сообществ, пытаясь исключить государство из уравнения. Можно утверждать, что лучшие элементы эксперимента Occupy заключались не столько в попытках перенести процессы демократического принятия решений из конгрессов и парламентских зданий в парки и на площади, сколько в децентрализации агентности через установление новых отношений на более или менее горизонтальной и добровольной основе. Называя это «демократическим», легко создать двусмысленность, которая позволила политикам, от представителей SYRIZA до Берни Сандерса, попытаться вернуть участников движений 2011 года обратно в государственную политику. Именно поэтому мы используем слово «анархистский» для описания того, что мы пытаемся сделать, — и именно поэтому важно, что анархисты были одними из самых влиятельных участников, помогавших движению Occupy встать на ноги с самого начала.

Тем, кто стал политически сознательным после исчезновения движения Occupy и не испытал того момента надежды и возможностей, который оно представляло, будет полезно узнать о нём и опираться на его пример в современных политических экспериментах. Без лишних слов, выводы Марисы Холмс, основаны на её опыте участия в движении и его исследованиях.

---

Создание нового общества

Отрывок из книги Марисы Холмс.

Площадь как физически, так и символически воплощает само общество. Захват площади ставит под сомнение функционирование существующего общества и открывает возможность для создания нового. Тот, кто контролирует площадь, контролирует будущее. Вопрос в том, в каком обществе мы, 99%, хотим жить?

На данный момент статус-кво неолиберализма держится на очень тонкой нити. Он едва избежал фашистского переворота 6 января 2021 года в США. В других странах также наблюдаются все более жестокие контрреволюционные и фашистские движения. Радикальные левые борются с государством — с одной стороны, и фашистами — с другой. Эти два лагеря часто сотрудничают против нас. Как показала история, реформы не выведут нас из этой ситуации. Мы не можем продолжать действовать так, как будто живём в нормальные времена с обычной политикой. Нужно найти настоящий революционный путь против и за пределы государства и капитализма, а также всех форм господства. Размышления о «Захвати Уолл-стрит» (Occupy Wall Street, OWS) и движениях 2011 года могут помочь определить направление этого пути: как гласил один из популярных лозунгов OWS, «Это всего лишь практика».

В различных контекстах движения 2011 года использовали термины «автономный», «горизонтальный» и «демократический», чтобы описать как свои практики, так и конечные цели. Революционная молодёжь Египта и Туниса отличалась независимостью, децентрализацией и горизонтальной организацией, и её целью было создание региональных демократических советов. Общие лозунги во время Арабской весны касались хлеба, свободы и, прежде всего, достоинства. В Испании на площади Пуэрта-дель-Соль и позже в рамках 15M протестующие выступали против всех форм представительства и практиковали то, что они называли «реальной демократией». Протестующие активно участвовали в целеноправленном учредительном процессе против государства и вне его проявлений, приняв стратегическое решение выходить в районы, где они занимали новые социальные центры и защищали людей от выселений. На площади Синтагма в Греции протестующие настаивали на «прямой демократии», создавали проекты взаимопомощи и защищали полуавтономный район Экзархия.

Генеральная ассамблея Нью-Йорка (NYCGA), организовавшая движение OWS, определила себя как «открытый, совместный и горизонтально организованный процесс». «Декларация оккупации» призывала к прямой демократии, а «Заявление об автономии» утверждало нашу автономию от существующих политических структур. На одной из встреч движений 2011 года в Тунисе в 2013 году мы оккупировали Всемирный социальный форум и создали автономное, горизонтальное и демократическое пространство. Новые движения 2011 года объединяли наши практики самоорганизации.

От движения глобальной справедливости к «Захвати Уолл-стрит»

Одним из важных предшественников OWS и других движений 2011 года было Движение за глобальную справедливость (Global Justice Movement, GJM), которое иногда называют движением за альтернативную глобализацию. Между этими двумя движениями существовало множество прямых связей и межпоколенческих разговоров. Тактические рамки, соглашения и планы действий были напрямую заимствованы из GJM. Даже принцип «народного микрофона» был заимствован из противостояния Всемирной торговой организации (ВТО) в Сиэтле. Можно проследить генеалогию от GJM до OWS.

Движение за глобальную справедливость было организовано в основном вокруг саммитов крупных финансовых организаций, таких, как ВТО. Между саммитами проходило много месяцев, это время использовалось для обучения и развития организации. Затем те, кто мог себе это позволить или получал какую-то субсидию, собирались на саммитах, чтобы участвовать в разнообразных творческих акциях прямого действия. Когда саммит заканчивался, участники возвращались домой. Площади становились точками притяжения, физическими пространствами, где происходило противостояние корпорациям и создавались альтернативы. Однако они не были контр-саммитами. Во-первых, они должны были быть не временными, а, наоборот, постоянными. Даже если их в итоге все равно разгоняли, изначально было намерение оставаться на площадях и удерживать это пространство бессрочно.

Во-вторых, во время саммитов GJM существовали пространства для объединения коллективов и рабочих групп, где происходила координация. В них можно было получить еду, юридическую поддержку, медицинскую помощь, кров, заняться творчеством и планировать действия. Однако они были не особенно открытыми. Во время OWS и на других площадях участники сами создавали организации в процессе оккупации. Практика прямой демократии распространялась на всё общество. Была возможность совместного участия через социальные сети и лично в создании другого мира. Этот мир казался возможным, потому что он разворачивался на наших глазах в реальном времени.

В-третьих, в GJM существовали более формальные коалиции между институциональными партнёрами, такими, как некоммерческие организации, местные сообщества и профсоюзы. Напротив, площади были организованы в значительной степени вокруг индивидуального участия, а не групповой принадлежности. Джеффери Юрис называет это «логикой агрегации» (2012). Это позволяло людям, которые еще не состояли в организациях, подключаться к движению, а также индивидуумам бросать вызов более иерархическим организациям, частью которых они могли быть. Например, работникам низшего звена, которые были организованы, но подавлялись бюрократией и лицемерием своих профсоюзов. Были также организаторы с повседневной работой в некоммерческих организациях, которые придерживались более радикальных взглядов. Они могли найти выход для своих истинных интересов и талантов в OWS. Организация индивидуумов в коллектив создала динамическое пространство, где участие в наших собственных структурах росло, в то время как более институциональные левые были вынуждены реагировать.

В-четвёртых, во время GJM люди использовали демократические структуры, основанные на широком участии, и принятие решений на основе консенсуса. Это в основном принимало форму советов, рабочих групп и групп единомышленников. Консенсус достигался в небольших группах, а затем конфедерация объединяла решения с учетом масштаба. На площадях также использовался механизм консенсуса, но начинался он в ассамблеях, а затем переходил в советы. Участники часто меняли группы, и границы групп были гибкими. Это позволяло организовывать более гибкую структуру и защищало от чрезмерной специализации или бюрократии.

В целом OWS и собрания на площадях могут рассматриваться как следующий шаг после GJM. Многие идеи, разработанные в GJM, были адаптированы и расширены. Главное изменение заключалось в том, что движение стало открытым, публичным. Оно было демократическим не только внутри, но и ориентировалось на широкие внешние связи, приглашая всех желающих присоединиться. Движения 2011 года я называю движениями участия.

Внутренние проблемы

Прогуливаясь по Уолл-стрит в финансовом районе, можно заметить ряд деревянных меток на земле. Они обозначают первоначальную стену, построенную голландскими колонистами в семнадцатом веке для защиты от потенциальных захватчиков, будь то пираты, коренные жители или англичане. Именно вдоль этой стены покупали и продавали рабов, порабощённых и проституированных женщин. Здесь Джей Морган Чейз приватизировал систему водоснабжения Нью-Йорка и построил свою первую штаб-квартиру. Здесь была основана таможня США, и был подписан Билль о правах.

Во время движения «Захвати Уолл-стрит» мы практиковали коалиционную политику, которая объединяла индивидуальные идентичности в коллективную. Мы, 99%, были теми, кто потерял свои дома из-за лишения права выкупа, кто сталкивался с долгосрочной безработицей или тонул в студенческих долгах. Мы, 99%, были подёнными рабочими, заключёнными, прислугой и секс-работниками. Мы, 99%, подвергались насилию и убийствам со стороны полиции и задерживались на границах. Мы, 99%, были принуждаемы следовать бинарным гендерным ролям. Мы, 99%, были теми, кому отказывали в медицинской помощи. Мы, 99%, представляли собой всех тех, кто долгое время испытывал угнетение и эксплуатацию и чье терпение было переполнено. У нас был общий враг, и он был прямо перед нами — Уолл-стрит. Именно наша солидарность была источником силы. Она была межрасовой, межнациональной и межгендерной. У неё был большой потенциал, но она не выдержала.

Движение за глобальную справедливость и «Захвати Уолл-стрит» сталкивались с теми же внутренними проблемами, связанными с расой и гендером. Элизабет Бетита Мартинез размышляла о расовом составе объединения против Всемирной торговой организации в Сиэтле в 1999 году. В своей широко цитируемой статье «Какова роль цвета кожи Сиэтле? В поисках причины, почему Великая Битва была такой белой» (2000) она утверждала, что есть множество факторов, которые привели к отсутствию небелых людей на этом мероприятии. Решение, которое Бетита Мартинез изложила для решения этой проблемы в Сиэтле и в Движении за глобальную справедливость в более широком смысле, заключалось в предложении небелым людям самим организоваться более эффективно. Она написала: «Нужно выстроить эффективное взаимодействие и улучшить коммуникацию между небелыми людьми по всей стране: массовыми организаторами, активистами, культурными работниками и педагогами. Нам нужно развивать связи, установленные (или которые необходимо установить) в Сиэтле». Манисса МакКлив Махаравал пришла к аналогичному выводу.

После GJM радикально левые движения стали рассматривать проблемы угнетение более серьезно. Часть этой работы была сосредоточена на ответственности.

Многое из того, что было предпринято в OWS в области общественной ответственности Комитетом безопасных пространств (SSC), было вдохновлено проектом INCITE! (2006) и осуществлялось участниками Support New York (2016). SSC последовательно применял подход, ориентированный на жертв дискриминации, и интерсекциональный подход, который признает множество способов осуществления власти. Дело не в том, что эта работа не проводилась. Она проводилась. Просто не все в OWS ценили её или придавали ей приоритетное значение. Если бы больше людей прислушивались к Комитету безопасных пространств и если бы он имел больше влияния, наши пространства были бы лучше подготовлены к тому, чтобы справляться с конфликтами.

Во время оккупации парка Комитет безопасных пространств, Собрание цветных людей, Женщины OWS, Собрание квиров OWS и Собрание инвалидов OWS настаивали на интерсекциональной основе нашей работы и призывали нас всех делать больше в этом направлении. Они призывали OWS быть инклюзивным, а не просто открытым, и более серьезно подходить к вопросам власти. Хотя мы не решили все проблемы и справлялись неидеально, мы извлекли уроки из работы фракционных групп в реальном времени, что предопределило дальнейшее развитие OWS. В процессе планирования Первомайской демонстрации проводился интерсекциональный анализ и коалиционный подход, которые нашли выражение в фразе «Все наши претензии взаимосвязаны». Определение труда было расширено, чтобы включать домашний труд, репродуктивный труд, секс-работу, тюремный труд и неквалифицированный труд — формы труда, которые обычно исключаются из мейнстримного рабочего движения и в которых участвует больше угнетённых людей. В годовщину мы использовали лозунг «Все дороги ведут к Уолл-стрит» и разработали систему действий, чтобы учесть множество направлений организации и тактик. Однако этого было недостаточно.

Внешние вызовы

Движение «Захвати Уолл-стрит» и другие движения 2011 года подверглись атакам со всех сторон. Это нельзя недооценивать. Институционализация, кооптация, репрессии и контрреволюция работали на предотвращение настоящей социальной революции. Часть работы состояла в написании аналитических материалов от имени наших движений. Если эту работу не будем выполнять мы сами, наши враги будут формировать нарративы, которые нынешние и будущие поколения будут принимать за правду.

В OWS были попытки институционализации в определённых формах. Ранние примеры включали Офис Occupy и Группу ресурсов движения. Эти проекты концентрировали доступ к физическим и финансовым ресурсам без какой-либо подотчетности, прозрачности или контроля, и пытались направить OWS и более широкое движение к более «приемлемым», «разумным» формам политического участия. Те, кто был вовлечен, использовали нарратив аффинити-групп для самооправдания своих действий, искажая его до неузнаваемости.

Во всем движении OWS существовали неформальные элиты, но они стали наиболее заметны на поздних его этапах. «Забастовочный долг» столкнулся с многочисленными захватами власти политическими группировками, которые использовали язык горизонтальной, автономной или демократической политики, но препятствовали воплощению этих идей на практике. Вместо этого они стремились создать формализованные иерархии, возглавляемые ими самими. В «Захвати Сенди» говорили о взаимопомощи, а не о благотворительности, но на деле координаторы занимались именно благотворительностью. Иерархии снова формировались вокруг ресурсов. Похожие процессы происходили и в других движениях. Учитывая центральную роль социальных сетей, велись жестокие битвы за контроль над аккаунтами между неформальными элитами.

Параллельно с институционализацией происходил более явный процесс кооптации со стороны политических партий. Партия рабочей семьи (Working Families Party, WFP), «прогрессивное» крыло Демократической партии, проникла в OWS и пыталась перенаправить часть его энергии в избирательный процесс. Например, Билл де Блазио, будучи омбудсменом Нью-Йорка, посетил парк и позже баллотировался на должность мэра, используя риторику 99% и «историю двух городов». Кампания Берни Сандерса в ещё большей степени смешивала движение со своей избирательной кампанией. Это происходило одновременно с деятельностью SYRIZA и Podemos, которые считали себя «партиями-движениями».

Репрессии против OWS раворачивались в контексте «войны с террором». Движение за глобальную справедливость (GJM) достигло своего пика до событий 11 сентября, до войн в Ираке и Афганистане и создания Министерства внутренней безопасности США. GJM частично распалось из-за усиления репрессий и принятия контр-террористических мер. OWS возникло в период, когда «война с террором» уже глубоко укоренилась, и беспилотники наносили удары по тем странам Северной Африки и Ближнего Востока, которые восставали в 2011 году. Министерство внутренней безопасности разработало гораздо более разнообразные и интегрированные методы наблюдения и сбора данных, наряду с традиционной практикой внедрения агентов. GJM не смогло выдержать репрессии, и OWS тоже не справилось.

Контрреволюция, начавшаяся после OWS и движения Black Lives Matter, оказалась более масштабной, чем что-либо пережитое во времена GJM. Настоящие белые супрематисты и неонацисты начали использовать те же самые цифровые инструменты и медиа, чтобы расширять свою аудиторию и координироваться. Они также стремились захватить контроль над общественными пространствами. Яркий пример — события в Шарлотсвилле. Неофашизм развивался как международное движение в ответ на потенциал настоящей революции. Этот процесс начался ещё до того, как Дональд Трамп задумался о президентской кампании, хотя его победа безусловно добавила топлива в огонь фашизма.

Уроки, которые мы извлекли

Горизонтальные, автономные практики прямой демократии и были общей чертой разных явлений и стали основой движения 2011 года. Люди обрели право голоса, многие — впервые в своей жизни. Энергия и восторг от этого были ощутимы и открыли возможность для создания новых миров. Однако движения вроде OWS и протесты на площадях столкнулись с множеством внутренних и внешних вызовов, которые они не смогли преодолеть. Это подводит нас к современной цели — построению более целенаправленных, интерсекциональных, подотчетных, справедливых и устойчивых движений.

Обозначение намерений

В долгосрочной перспективе OWS и захват площадей не были достаточно сильными организациями. Быть в публичном пространстве и открываться новым людям означало подвергаться множеству различных сочетаний жизненного опыта и мировоззрения. Вначале это было необходимо и способствовало нашему росту. Однако не все, кто приходил на площади или в другие организованные пространства, понимали, почему эти практики важны. Хотя люди приобретали практический опыт и становились более компетентными, им не хватало осознания истории движения и идеологического единства. Без постоянного стремления к политическому образованию и коллективной защите принципов, вмешательство других политических тенденций, придерживающихся иерархических практик и захват контроля оказались простой задачей. Будущие движения должны быть готовы перейти от первоначального момента роста к более устойчивой горизонтальной, автономной и демократической организации.

Работа на пересечениях

Вопросы расы, гендера, класса и физических возможностей не были центральными в нашей работе — хотя они должны были быть взяты в работу с самого начала. Исходя из этого опыта, будущие движения должны начинать с интерсекционального анализа и практик. Это может означать, что в центр процесса принятия решений, планирования действий и публичных ролей должны быть поставлены угнетённые группы. Это может значить внимание к тому, о чем говорят угнетенные, и серьёзное отношение к их проблемам. Но главное — это осознание того, что при построении нового мира мы часто воспроизводим старые модели поведения. Никто из нас не застрахован от совершения вредных действий. И не существует мгновенного решения для исправления систем и структур, которые настолько укоренились в обществе, без борьбы. Борьба с расизмом, сексизмом, классовой иерархией и дискриминацией по признаку возможностей будет постоянно сопутствовать процессу разрушения существующего порядка и создания нового, соответствующего нашим идеалам.

Ответственность

В движении не уделялось достаточного внимания снижению ущерба или разрешению конфликтов. Мы все не до конца осознавали множество причин, по которым люди могли пострадать. Существовало наивное убеждение, что все участники будут действовать с хорошими намерениями и по правильным причинам. Хотя большинство людей действовало именно в этом ключе, даже нескольких исключений было достаточно, чтобы подорвать работу по построению взаимоотношений. В будущих движениях должны существовать механизмы ответственности для всех случаев причинения вреда и появления конфликтов. Необходимо устанавливать общие ожидания от всех участников, чтобы они осознавали свои обязанности перед другими и участвовали в процессе обеспечения ответственности. Для тех, кто отказывается нести ответственность и продолжает причинять вред, должны быть предусмотрены последствия. Должна быть предусмотрена возможность исключения некоторых людей ради продолжения участия других.

Распределение ресурсов

Важно тщательно продумать, кто имеет доступ к ресурсам, когда, где и почему. Ресурсы, как и в нынешнем обществе, могут стать точкой неформальной и формальной концентрации власти над другими. Это могут быть финансовые, культурные, социальные или другие ресурсы. Из-за зависимости движения «Захвати Уолл-стрит» от социальных сетей сами аккаунты стали ресурсами. Надеюсь, что будущие движения отнесутся к использованию социальных сетей очень серьезно и подумают, как они могут способствовать как горизонтальным, так и иерархическим структурам. Движение — это не маркетинговая кампания. Оно не может быть сведено к брендам, мемам и хэштегам. Это не про отдельных знаменитостей или сбор средств. Это про наши взаимоотношения.

Работа над устойчивостью

Стремление к социальной революции неизбежно ставит нас в конфликт с институтами, политическими партиями, государством и контрреволюционными движениями. Принятие этого факта — важный шаг. Если нет конфликта с противостоящими политическими силами, то нет и борьбы. Вопрос на самом деле заключается в том, где и когда провести черту между друзьями и врагами. После этого возникает следующий вопрос: как быть достаточно открытыми и доступными для новых людей, но защищать проект от вражеских атак. Здесь нет простого решения, подходящего для всех случаев. В зависимости от контекста могут потребоваться различные стратегии и тактики. В общем, цель должна заключаться в том, чтобы минимизировать влияние тех, кто стремится к институционализации, кооптации, репрессиям или перенаправлению на контрреволюцию. В то же время необходимо усиливать влияние тех, кто стремится к горизонтальной, автономной и демократической революции.

Столкновение с нашими врагами во время акций протеста было физически, эмоционально и психологически изнурительным. Чтобы предотвратить подобное в будущем, необходимо замедляться, когда это необходимо. Нужно сознательное стремление развивать потенциал движения со стороны обычных людей, которые проявляют солидарность, но не являются профессиональными организаторами. Необходимо применять целостный подход к работе и интегрировать терапевтичные практики. Мы должны создать культуру заботы друг о друге, если хотим пережить фашизм.

Захватить всё

Где бы ни находились люди, которые настаивают на том, что они уже свободны — там присутствует и дух OWS. OWS живет в оккупациях общественных пространств и в сквотировании жилых помещений. Он живет в независимых действиях трудящихся, таких, как забастовки, стачки и саботаж. Он живет в акциях прямого действия во время кампаний по защите воды от прокладки трубопроводов. В отказе выплачивать все несправедливые долги, будь то студенческие, медицинские, жилищные или личные кредиты. В заключенных, борющихся с тюремной системой изнутри, и в их сторонниках снаружи. В иммигрантах и беженцах, разрушающих границы. В действиях против убийств, совершаемых полицейскими, в аболиционизме и в освобождении чернокожих. В борьбе коренных народов за защиту и восстановление земель. Он живет в тех, кто отвоевывает прайд у корпораций и полиции. Он живет в освобождении ЛГБТИК+ сообществ. Он живет в феминистках, бросающих вызов всем местам концентрации власти, таким, как Верховный суд Соединенных Штатов. Он живет в людях с инвалидностью, утверждающих свою автономию и борющихся за медицинскую помощь. Он живет в нейроотличных людях, борющихся за охрану психического здоровья. Он живет, возможно, прежде всего, в постоянно расширяющихся сетях взаимопомощи, оказывающих материальную помощь и предоставляющих возможность для заботы друг о друге. OWS живет, даже если не под своим именем, то сохраняя суть.

Вопрос в том, как объединить все эти направления борьбы. Как мы можем повторить то, что оказалось эффективным в OWS и на площадях? Как мы можем преодолеть все вызовы, с которыми столкнулись? То, что началось в 2011 году в рамках OWS, все еще возможно сейчас, в настоящем. Давайте перестанем мыслить о мире как о таком, каков он есть, и представим, каким он мог бы быть. Тогда мы сможем действительно захватить всё.

---

Translation courtesy of Avtonom.org.